Загадай число - Страница 71

— Мне так кажется. Если вам не нравится идея обратиться к ней с таким вопросом, ничего страшного. Вам решать.

— Может, и стоит попробовать. Терять-то нечего. Я отзвонюсь.

— Удачи.

Следующим делом Гурни было поговорить с Шериданом Клайном. Трюизм, что начальник не должен узнавать от других то, что может узнать от вас, вдвойне правдив в контексте правоохранительных органов. Он дозвонился до Клайна, когда тот был в пути на региональную конференцию окружных прокуроров в Лейк-Плесид, и связь на горной дороге постоянно рвалась, так что объяснять ребус с пионами пришлось дольше, чем хотелось бы. Когда с объяснениями было покончено, Клайн в ответ задумался так надолго, что Гурни начал было опасаться, что связь вновь прервалась.

Наконец он сказал:

— И эта версия с цветком… она вам кажется состоятельной?

— Если это всего лишь совпадение, то очень уж удивительное, — ответил Гурни.

— Что-то мне сомнительно. Сыграю в адвоката дьявола: ваша жена не видела цветок, который вы ей описали. Может, это и не пион был вовсе. И в какой тогда ситуации мы окажемся? А если там все-таки пион, то это само по себе ничего не доказывает. Это нельзя назвать прорывом в расследовании, с этим на конференции не выступишь. И почему чертов цветок был пластмассовый, почему не настоящий?

— Меня это тоже смутило, — сказал Гурни, стараясь скрыть недовольство реакцией Клайна. — Я только что говорил об этом с женой, и она сказала, что в цветочных салонах пионы не продают. У них слишком тяжелая головка, она плохо держится на стебле. Поэтому их можно купить только в оранжереях, но не в это время года. Значит, пластмассовый цветок был единственным способом подать нам сигнал. Я даже подозреваю, что это было спонтанным решением: убийца увидел пион в магазине, его осенило — и он пришел в восторг от игривости такой задумки.

— Игривости?

— Он же дразнит нас, испытывает, играет с нами в игру. Помните записку, оставленную на теле Меллери? Она говорит «поймайте меня, если сможете». О том же говорят и следы, оставленные задом наперед. Этот сумасшедший постоянно машет красной тряпкой перед нашим носом и кричит: ну что, слабо меня поймать, слабо?

— Ладно, я понял вашу мысль. Возможно, вы правы. Но я не могу прилюдно связать эти два дела через одну частную догадку, основанную на пластмассовом цветке. Мне нужно что-нибудь вещественное, и поскорее.

Повесив трубку, Гурни сел у окна кабинета и уставился в вечерний мрак. Возможно, Клайн был прав и цветок был вовсе не пионом. Его поражало, насколько зыбкой оказалась его новая версия и насколько он тем не менее был в ней уверен. Когда игнорируешь откровенную дыру в построении — это значит, что ты слишком вовлечен эмоционально. Сколько раз он твердил это на лекциях по криминалистике в университете — и вот сам попался в ту же ловушку. Это его расстраивало.

Следующие полчаса он перебирал неудачи дня в голове, пока они не переплелись и не превратились в замкнутый круг.

— Почему ты сидишь в темноте?

Он вздрогнул и увидел силуэт Мадлен в дверном проеме.

— Клайн хочет улику повесомее, чем сомнительный пион, — ответил он. — Я дал парню в Бронксе несколько наводок. Может, он что-нибудь найдет.

— Кажется, ты сомневаешься.

— Ну, с одной стороны, у нас на руках пион. Или то, что мы считаем пионом. С другой стороны, трудно вообразить хоть какую-то связь между Шмиттами и Меллери. Это люди из абсолютно разных миров.

— Может быть, мы имеем дело с серийным убийцей и связи не должно быть?

— Серийные убийцы тоже не убивают случайно. У их жертв обязательно есть что-то общее — все блондинки, все азиаты, все педерасты, — что-то, с чем у убийцы связаны какие-то переживания. Так что даже если Меллери и Шмитт никогда в жизни не пересекались, все равно должно быть между ними какое-то сходство.

— А что, если… — начала Мадлен, но ее перебил звонок телефона. Звонил Рэнди Клэм.

— Простите, что беспокою, сэр. Но я звоню сказать, что вы оказались правы. Я съездил к вдове и задал ей вопрос, прямо как вы сказали — как бы между делом. А именно я сказал: «Можете дать мне бутылку из-под виски, которую вы нашли?» Даже Бога не понадобилось приплетать. А она, так же буднично, отвечает мне: «Она в мусорке». Так что мы пошли на кухню — и действительно, она лежала в мусорке, разбитая бутылка из-под «Четырех роз». Я прямо онемел. Не то чтобы я сомневался в вашей правоте, поймите меня правильно, но — черт возьми, я не ожидал, что все окажется настолько просто. Настолько очевидно. В общем, как только я пришел в себя, я попросил ее показать мне, где именно она нашла бутылку. Но тут до нее, видать, стало доходить, что происходит, — наверное, потому что я перестал говорить с ней тем спокойным голосом, — в общем, она очень расстроилась. Я сказал ей расслабиться, ни о чем не беспокоиться, а просто рассказать, где была бутылка, потому что это бы нам очень помогло, а заодно не могла бы она объяснить, какого хрена она эту бутылку трогала. То есть я не такими словами говорил, конечно, но я так подумал. Она посмотрела на меня, и знаете, что сказала? Что Альберт был в завязке и не пил почти что год. Ходил к «Анонимным алкоголикам», справлялся на «отлично», и вот, когда она увидела бутылку на полу рядом с ним и пластиковым цветком, она первым делом подумала, что он вновь начал пить и упал на бутылку, распорол себе горло и от этого умер. Она не сразу поняла, что его убили. Она об этом даже не догадывалась, пока не пришли полицейские и не начали об этом говорить. Но перед их приходом она выбросила бутылку, потому что не хотела, чтобы кто-нибудь узнал, что он снова сорвался.