Загадай число - Страница 44

— Все это очень любопытно, — произнес Клайн. — Но не мог бы кто-нибудь из вас, кто понимает, о чем речь, разъяснить мне ситуацию?..

— Гусиный пух! — повторил Трэшер так громко, будто Клайн жаловался на плохой слух.

Выражение вежливого непонимания на лице Клайна сменилось гримасой.

Хардвика осенило. Он сказал:

— Приглушенный звук выстрела и наличие гусиного пуха в ране говорит о том, что пистолет, из которого стреляли, был завернут во что-то вроде пуховика.

— Вы хотите сказать, что выстрел можно заглушить, просто завернув пистолет в пуховик?

— Не совсем. Я говорю, что если бы я завернул пистолет в несколько слоев достаточно толстого материала, особенно дуло, то, возможно, звук выстрела действительно больше напоминал бы хлопок, тем более если слушать из звукоизолированного дома с закрытыми окнами.

Казалось, объяснение удовлетворило всех, кроме Родригеса.

— Я хотел бы посмотреть результаты экспертизы, прежде чем считать это рабочей версией.

— Вы думаете, что выстрел не пытались заглушить? — с досадой переспросил Клайн.

— Возможно и такое, — сказал Трэшер. — Но тогда надо как-то по-другому объяснить частицы гусиного пуха в крови.

— Итак, — произнес Клайн, — убийца стреляет в жертву в упор…

— Не в упор, — поправил его Трэшер. — «В упор» означает, что был контакт между дулом и жертвой, а таких доказательств у нас нет.

— Тогда с какого расстояния?

— Трудно сказать. На шее есть различимая зона опаления, говорящая в пользу расстояния до полутора метров, но ожог слишком мал, чтобы дать точную картину. Возможно, пистолет был еще ближе к телу, просто материал, которым было обмотано дуло, предотвратил ожог.

— Пулю, как я понимаю, вы не нашли. — Родригес адресовал свое недовольство куда-то между Трэшером и Хардвиком.

Гурни сжал зубы. Ему приходилось работать с людьми вроде Родригеса, которые путали свою манию контроля с хваткой лидера, а склонность видеть все в отрицательном свете — с трезвостью ума.

Трэшер ответил первым:

— Пуля миновала позвонки. В тканях шеи больше нечему было ее задержать. Мы зафиксировали входное и выходное отверстия — оба, надо сказать, найти было непросто из-за множественных колотых ран, нанесенных после выстрела.

Если он рассчитывал на комплимент, то неверно выбрал публику, подумал Гурни. Родригес перевел вопросительный взгляд на Хардвика, чей тон снова балансировал на грани неповиновения.

— Мы не искали пулю. У нас не было повода считать, что была пуля.

— Теперь-то он есть!

— Тонко подмечено, сэр! — воскликнул Хардвик, не скрывая сарказма. Он достал мобильный, отошел от стола, набрал номер и заговорил вполголоса, но все равно было слышно, что он разговаривает с кем-то на месте преступления и запрашивает срочный поиск пули. Когда он вернулся к столу, Клайн интересовался, есть ли надежда обнаружить пулю, раз выстрел был совершен вне помещения.

— Обычно надежды мало, — ответил Хардвик. — Но в нашем случае есть такой шанс. С учетом положения тела можно сказать, что в него стреляли, когда он находился к дому спиной. Если траекторию что-нибудь не отклонило слишком сильно, пуля может быть в деревянной обшивке дома.

Клайн медленно кивнул.

— Хорошо, значит, верно ли я понял, что убийца выстрелил в жертву с близкого расстояния, жертва упала на землю с разрывом сонной артерии, из его шеи била кровь? Затем убийца взял разбитую бутылку, сел на корточки рядом с телом и четырнадцать раз ударил его в горло — такая сейчас картина? — неуверенно уточнил он.

— Как минимум четырнадцать раз. Возможно, больше, — отметил Трэшер. — Когда раны наслаиваются одна на другую, их становится сложно сосчитать.

— Это мне ясно, но я сейчас вот что пытаюсь понять: зачем все это было нужно?

Трэшер поморщился.

— Мотивы убийства не входят в сферу моей экспертизы, — сказал он. — Это надо спрашивать у наших друзей из бюро криминальных расследований.

Клайн повернулся к Хардвику:

— Разбитая бутылка — инструмент спонтанный, замена ножу или пистолету. Зачем человек, у которого уже есть заряженный пистолет, берет с собой разбитую бутылку и зачем использует ее уже после того, как убил жертву из пистолета?

— Чтобы убедиться, что он мертв? — предположил Родригес.

— Почему тогда было не выстрелить еще раз? В голову? Почему он вообще изначально не стал стрелять в голову? Почему именно в шею?

— Возможно, он никудышный стрелок.

— При расстоянии в полтора метра? — Клайн снова повернулся к Трэшеру. — А мы уверены, что именно такова последовательность — сперва выстрел, затем колотые раны?

— Уверены в рамках нашей профессиональной компетенции, как выражаются в суде. Ожог почти не виден, но он есть. Если бы шея уже была в крови к моменту выстрела, мы вряд ли нашли бы следы опаления.

— И мы нашли бы пулю, — сказала рыжая тихим будничным голосом, так что ее почти никто не услышал. Но Клайн был среди услышавших, как и Гурни, который как раз думал, когда же эта мысль придет кому-то на ум. Лицо Хардвика оставалось непроницаемым, но казалось, он ничуть не удивлен.

— Вы о чем? — уточнил Клайн.

Она ответила, не отрывая взгляда от экрана ноутбука:

— Если его при первоначальном нападении четырнадцать раз ударили в шею и при этом четыре из этих ран были сквозными, он вряд ли устоял бы на ногах. И если бы в него стреляли сверху в момент, когда он лежал на земле, мы нашли бы пулю под ним.

Клайн посмотрел на нее с уважением. В отличие от Родригеса, отметил про себя Гурни, у него хватало ума, чтобы уважать чужой ум.