Поиски в интернете, предпринятые Гурни, тоже ни к чему не привели. Все источники сообщали в основном одно и то же: Грегори Дермотт окончил Массачусетский технологический институт, приобрел солидную репутацию как компьютерщик и обзавелся отменной клиентурой. Ни он, ни его контора не были замешаны в уголовных делах, не получали судебных исков, не подвергались нападкам со стороны прессы. Незапятнанность на грани со стерильностью. И тем не менее, по какой-то по-прежнему необъяснимой причине, кто-то присвоил номер его абонентского ящика. Гурни мучил вопрос, остававшийся без ответа: зачем просить прислать чек человеку, который почти наверняка вернет его отправителю?
Гурни приводила в бешенство необходимость снова и снова думать об этом, снова и снова попадать в тот же тупик, как будто на десятый раз он мог обнаружить что-то, чего не обнаружил на девятый и восьмой. Но все же это было лучше, чем думать про Дэнни.
Первый серьезный снег выпал вечером первой пятницы ноября. Из нескольких сумеречных снежинок за пару часов он превратился в снегопад, а к полуночи вновь затих.
Гурни пил свой субботний утренний кофе и смотрел, как бледный диск солнца крадется через лесистые холмы на восток. Ночью было безветренно, поэтому все от террасы до крыши амбара было покрыто несколькими сантиметрами снега.
Он плохо спал. Его затягивали замкнутые круги беспокойства. Некоторые из них, растворившиеся к утру, были про Соню. Он в последний момент перенес их вечернюю встречу. Он не знал, чем эта встреча чревата, и не понимал, чего он сам от нее ждет, так что решил, что разумнее всего будет ее отменить.
Все эти дни он нарочно садился спиной к той части комнаты, где на журнальном столике стояла коробка с рисунками Дэнни, завязанная белым бантом, — и сегодня сделал то же самое. Он потягивал кофе и смотрел на побелевший луг за окном.
Вид снега всегда вызывает в памяти запах снега. Гурни вдруг встал, подошел к стеклянным дверям и открыл их. Резкий поток холодного воздуха воскресил целую вереницу воспоминаний — сугробы на обочинах дорог, доходящие до подмышек, раскрасневшиеся и ноющие от снежков руки, крошки льда, застрявшие в шерстяном свитере, ветви деревьев, согнувшиеся под тяжестью снега, рождественские венки на дверях домов, пустые улицы, яркий свет повсюду.
Удивительное дело — прошлое живет в тебе, незримо и спокойно ожидая момента, чтобы всплыть на поверхность из мнимого небытия. Кажется, что его нет, что оно тебя покинуло. Но затем оно, как феникс, восставший из пепла, вспыхивает внутри со всей яркостью красок, звуков, движений, присущей настоящему.
Ему захотелось окружить себя запахом снега. Он снял куртку с крючка у двери, накинул ее и вышел. Снег был слишком глубоким для ботинок, которые он надел, но ему не хотелось переобуваться. Он пошел по направлению к пруду, закрывая на ходу глаза и глубоко вдыхая воздух. Он не успел пройти и сотни шагов, как кухонная дверь открылась и Мадлен окликнула его:
— Дэвид, вернись!
Гурни повернулся и увидел ее, страшно встревоженную, в дверном проеме. Он направился к дому.
— Что случилось?
— Скорее! — сказала она. — По радио передают — Марк Меллери мертв!
— Что?!
— Марк Меллери мертв, только что передали по радио. Его убили! — Она вернулась в дом.
— О господи, — выдохнул Гурни, чувствуя спазм в груди. Он пробежал оставшиеся метры до дома и вошел на кухню, не снимая заснеженных ботинок.
— Когда это случилось?
— Не знаю. Может, сегодня утром или вчера вечером, неизвестно. Они не сказали.
Он стал слушать. Радио все еще работало, но обозреватель переключился на другую тему, что-то про банкротство большой корпорации.
— Как это произошло?
— Ничего не сказали. Только что по всем признакам это убийство.
— И никакой другой информации?
— Нет. Хотя… что-то сказали про институт, где это произошло. Институт духовного обновления в Пионе, штат Нью-Йорк. Сказали, что полиция начала расследование.
— И это все?
— Кажется, да. Какой ужас!
Он медленно кивнул, соображая.
— Что ты собираешься делать? — спросила она.
Быстрый перебор вариантов в уме оставил единственный возможный.
— Сообщить следователю по этому делу о своих отношениях с Меллери. Пусть он сам решает, что делать дальше.
Мадлен вздохнула и попыталась улыбнуться, но улыбка получилась грустной.
Ровно в десять утра Гурни позвонил в полицейское управление Пиона, чтобы сообщить свое имя, адрес, телефон и рассказать о своих отношениях с покойным. Его собеседник, некто сержант Буркхольц, ответил, что информацию передадут Государственному полицейскому бюро криминальных расследований, которое занимается этим делом.
Гурни предполагал, что с ним свяжутся спустя сутки или двое, и был крайне удивлен, когда ему перезвонили уже через десять минут. Голос казался смутно знакомым, но его обладатель не представился.
— Мистер Гурни, это старший следователь по делу убийства в Пионе. Как я понял, у вас есть для нас информация.
Гурни помедлил. Он собирался было попросить полицейского представиться, как того требовала стандартная процедура, но тут голос внезапно вызвал в памяти лицо и имя. Джек Хардвик, которого он помнил по одному сенсационному делу, был любителем крепкого словца, шумным, резким, с красным лицом, ранней сединой и бледными, как у лайки, глазами. Он постоянно над всеми подшучивал, отчего полчаса рядом с ним могли показаться сутками, которые никак не заканчивались. Но помимо этого он был умен, решителен, неутомим и подчеркнуто неполиткорректен.