В сложившихся обстоятельствах главной жертвой, если не считать разбитую лампу и выбитую дверь, был сам Дермотт. Бутылка, запущенная ему в голову со всей исполинской яростью Нардо, ввергла его в подобие комы. Изогнутый осколок отскочил и вонзился в голову Гурни в районе линии волос.
— Мы слышали выстрел. Что случилось? — спросил запыхавшийся великан, силясь что-либо разглядеть в темноте.
— Все под контролем, Томми, — отозвался Нардо, но неровный голос выдавал его. В тусклом свете, сочившемся из подвала, Гурни узнал во втором силуэте офицера Пат с неестественно синими глазами. Держа наготове тяжелый пистолет и не сводя глаз с кровати, она прошла в дальний угол комнаты и включила лампу, стоявшую рядом с креслом, где до этого сидела старуха.
— Не возражаете, если я встану? — спросил Гурни, который все еще лежал на коленях Дермотта поверх гуся.
Большой Томми посмотрел на Нардо.
— Конечно, — сказал Нардо сквозь зубы. — Пусть встает.
Гурни осторожно слез с кровати и обнаружил, что по его лицу течет кровь. Возможно, именно вид крови помешал Нардо немедленно броситься на него за то, что несколько минут назад он подбивал безумного маньяка застрелить его.
— Господи, — пробормотал Томми, глядя на кровь.
Избыток адреналина не дал Гурни почувствовать боль. Он коснулся лица и удивился, что оно влажное, затем посмотрел на руку и удивился, что она красная.
Синеглазая Пат без выражения посмотрела на него.
— Вызвать скорую? — спросила она у Нардо.
— Да, пусть приезжают, — отозвался тот, помедлив.
— Им тоже? — спросила она, кивнув на странную парочку на кровати. Ее взгляд привлекли серебряные башмачки. Она сощурилась, будто пытаясь прогнать обман зрения.
Помолчав, он выжал из себя брезгливое «да».
— Машины отозвать? — спросила она, поморщившись, очевидно поняв, что башмачки ей не пригрезились.
— Что? — переспросил он, снова помедлив. Он смотрел на осколки лампы и на пулевое отверстие в стене.
— Наши ребята патрулируют район на машинах и опрашивают соседей. Всех собрать?
Казалось, что решение дается ему с неожиданно большим трудом. Наконец он сказал:
— Да, собирайте.
— Хорошо, — отозвалась она и вышла из комнаты.
Большой Томми с откровенной неприязнью рассматривал рану на голове Дермотта. Бутылка от «Четырех роз» приземлилась на подушке между ним и старухой, чей кудрявый парик съехал набок, отчего ее голова казалась повернутой на пол-оборота.
Гурни рассматривал броскую этикетку на бутылке и наконец-то нашел ответ, который так долго искал. Он вспомнил слова Брюса Плюма о том, что Дермотт (он же мистер Сцилла) утверждал, будто видел четырех розовогрудых дубоносов, и зачем-то несколько раз подчеркнул цифру четыре. Гурни осенило, на что он таким образом намекал. «Четыре розы»! Как и подпись «Мистер и миссис Сцилла» в журнале посетителей, это сообщение было еще одной загадкой в его хитроумной игре по одурачиванию тупых злых копов. Поймайте меня, если сможете.
Минуту спустя Пат вернулась и деловито сообщила:
— Скорая едет. Все машины в пути. Опрос соседей отменен.
Она мрачно посмотрела на кровать. Старуха издавала странные звуки, одновременно напоминающие причитание и мычание. Дермотт лежал неподвижный и бледный.
— Он вообще жив? — спросила Пат без особого интереса.
— Понятия не имею, — отозвался Нардо. — Проверьте на всякий случай.
Она поджала губы, подошла к телу и пощупала пульс на шее.
— Да, живой. А с ней что?
— Это жена Джимми Спинкса. Ты слышала про Джимми Спинкса?
Она покачала головой:
— Кто это?
Он помедлил, потом сказал:
— Забудь.
Она пожала плечами, как будто забывать было естественной частью ее работы.
Нардо несколько раз глубоко вздохнул.
— Идите с Томми наверх, встаньте на входе. Теперь мы знаем, что это и есть сукин сын, который всех убил, так что придется по новой вызывать экспертов и просеивать весь этот чертов дом через сито.
Пат и Томми обменялись недовольными взглядами, но вышли из комнаты без разговоров. Проходя мимо Гурни, Томми произнес:
— У вас осколок из головы торчит.
Он произнес это так буднично, точно речь шла о пылинке на плече.
Нардо дождался, когда их шаги стихнут на лестнице, и только тогда заговорил.
— Отойдите от кровати, — сказал он, и голос его был нервным.
Гурни понимал, что на самом деле он хочет, чтобы он отошел подальше от оружия — револьвера Дермотта в разодранной игрушке, пистолета Нардо и тяжелой бутылки. Он спокойно отошел.
— Отлично, — произнес Нардо, явно стараясь держать себя в руках. — А теперь у вас есть один-единственный шанс все объяснить.
— Можно я сяду?
— Да можете хоть на уши встать! Объяснитесь, сейчас же.
Гурни сел на кресло рядом с разбитой лампой.
— Он собирался стрелять. Еще секунда — и у вас была бы пуля в горле. Или в голове. Или в сердце. Был только один способ его остановить.
— Вы не пытались его остановить. Вы сказали ему застрелить меня. — Нардо сжал кулаки так сильно, что костяшки побелели.
— Но он ведь этого не сделал.
— Но вы его к этому подталкивали.
— Иначе его было не остановить.
— Остановить? Вы спятили! — зарычал Нардо, уставившись на Гурни как бойцовский пес, готовый сорваться с цепи.
— Факт остается фактом: вы живы.
— То есть вы считаете, что я жив, потому что вы сказали ему меня пристрелить? Вы хоть сами понимаете, какой это бред?
— Серийные убийцы одержимы манией контроля — тотального. Для безумного Грегори было важно контролировать не только настоящее и будущее, но и прошлое. Сцена, которую он вас пытался заставить разыграть, — это повторение трагедии, которая произошла в этом доме двадцать четыре года назад, но с одним ключевым отличием. В то время маленький Грегори не мог остановить отца и защитить мать. Эта история навсегда изменила ее, и его тоже. Взрослый Грегори хотел отмотать пленку назад, чтобы все повторилось и он смог изменить финал. Он хотел, чтобы вы проделали все, как его отец, — до момента, когда тот замахнулся бутылкой. В ту секунду он собирался вас застрелить, чтобы избавиться от пьяного чудовища и спасти свою мать. Все его убийства были про это — попытки подчинить себе и уничтожить Джимми Спинкса, убивая других алкашей.